День идёт
День начинается.
Я готовлю себе завтрак и слушаю звуки утра. Вот уже много лет я встаю на рассвете и служу рису. Из-за него с этой земли никто не уезжает. Ни один из нас не был ни за горами, ни за лесом. Местные знают, что море синего цвета, только потому, что об этом рассказали бродяги, которые, как волки добычу, выслеживают чудеса на планете. Когда бродяги уходят, без их историй всем в деревне становится грустно. Но наутро никто не сбегает из дома. Здесь знают: если твой род растит рис, твоя жизнь — сажать ростки в глину, наполнять водой поле, выпалывать камыши и осоку; ждать, пока высохнут стебли и побелеют зёрна, срезать, сушить, молотить, а потом снова сеять. Если твой род рыбачил ещё с тех пор, как драконы были видны людям, твоя судьба — каждое утро забрасывать сети. Если твоя семья испокон веков ловила жемчуг, ты рождён, чтобы привязывать себя к лодке, нырять, обшаривать дно в поисках сокровищ, разрисовать тело, чтобы не попасть в зубы к большим рыбам и морским духам. Так что нечего мечтать о том, чтобы стать бродягой. Бродяги — оторванные от дерева листья. Потому, когда захотелось уединения, я не ушёл далеко, а поселился в поле рядом со своей деревней: на родной земле всегда проще.
День идёт.
Я возвращаюсь с работы. Рубашка промокла от пота — я хорошо потрудился. Сердцу радостно, оно больше не тянет туда-сюда, бьётся ровно, уже ничего не страшится. Раньше я всего боялся: неурожая, смерти родных, болезни скота, прохудившейся крыши. Носил деньги в храм, чтобы уснуть с ощущением, что задобрил бога. Палил свечи, сооружал алтари в углу своего дома, украшал их цветами, пирамидками складывал лучшие фрукты вместо того, чтобы отдать их детям. Всё из-за страха попасть в немилость, из-за страха несчастий. В моей новой хижине нет алтаря. Я сижу на циновке, смотрю, как бабочки сопротивляются ветру, как жужжат мухи, и ничего не желаю. Готов принять всё, что бы ни случилось под вечер.
День проходит.
Разглядываю горы вдали, наслаждаюсь видом. Гнев из-за денег и зависть к тем, кто имеет больше, надо мной не властны. Я знаю, что риса, фасоли, фруктов хватит на ужин — тем счастлив. Раньше запасал всего на год. Случалось, припасённое съедали мыши, протекала крыша и мешки гнили. Тогда я не спал ночами: думал, как сохранить то, что имею. Теперь сплю крепко. На зеркале моей души больше нет пыли, мир отражается в нём чисто.
Наступает вечер.
Тучи со стороны моря несут дождь, чтобы пролить его на наши земли. Завтра можно не выходить в поле, а взять накидку и посох, отправиться на север — на тех тропинках я ещё не был. Пойду налегке, знаю, что люди поделятся со мной едой и кровом. Я тоже без опаски принимаю под своей крышей незнакомцев. Даже если пропадёт мешок риса, меня это не потревожит.
Вот и ночь.
Расстилаю коврик. Поют сверчки, под досками пола свернулась змея, пауки растягивают по углам сети, чтобы проснуться с уловом. Ложусь на циновку, закрываю глаза, благодарю за дождь над рисовым полем, за крышу, за день, за то, как он был прожит, за мою жизнь. Спасибо.