История Джамаймы

Я родилась в доме, разделённом на две части. Мужская половина была местом сосредоточения и самоуглубления, там жил только мой папа. Вещей в его комнатах было мало, и каждая служила чему-то. На рабочем столе отца могло находиться не более трёх предметов разом. Он говорил, что иначе его мысль цеплялась, а ему нужно было, чтобы мысль парила.
Мой отец вырезал деревянные маски для карнавала. Наши люди с почтением относятся к рукотворной вещи и охотно за неё платят, потому сундук на половине отца всегда был наполнен деньгами. Нам с мамой мало что доставалось оттуда. Лишь однажды, когда мне исполнилось семнадцать, папа сделал мне дорогой подарок: он преподнёс мне шпильку для волос с наконечником из коралла. Я каждое утро втыкала её в волосы и вынимала только под вечер.
Как-то на рынке я разглядывала расписные чаши. Ко мне подошла женщина, а следом за ней — мужчина.
— Где вы купили такую шпильку? — незнакомка пыталась казаться спокойной, но голос её дрожал, как парус.
— Мне её подарил отец, — ответила я.
Женщина схватила меня за руку.
— Пожалуйста, продайте мне её. Такая же была у моей мамы, когда я видела её в последний раз. Она села на корабль, который утонул в море. Мама снится мне всё время, а у неё в волосах эта шпилька.
— Мы заплатим, сколько потребуется, — вступил в разговор мужчина.
— Проси много, — шепнул мне торговец чашами на нашем диалекте.
Я назвала цену, и тут же в моей руке оказались деньги. Я вытащила шпильку из волос, женщина прижала её к груди и скрылась в толпе со своим мужчиной.
— На что мне их потратить? — спросила я у торговца. — На что люди тратят такие большие деньги?
Его глаза налились тоской.
— Если бы я был молод, как ты, я бы отправился в путешествие. К тому же домой тебе лучше не возвращаться: отец убьёт тебя, когда узнает, что ты сделала с его подарком.
Так начались мои странствия. Я бежала от гнева отца, но его шпилька осталась торчать в моём сердце. Я поняла это, только когда угодила в самую страшную из ловушек — я влюбилась. Это жуткое испытание свалилось на меня в городе у пролива, что соединял два моря. Вода в том проливе была взбалмошной и опасной. Я сняла домик на побережье. Дни проводила у окна, вышивала и смотрела на водовороты. Иногда в них закручивались и мои мысли, и вместо лилий на наволочках и платках появлялись воронки, корабли без мачт и красные луны над ними.
По вечерам, когда свет делался негодным для работы, я шла гулять в город. Шагала по улицам и заглядывала в окна: в тёплых комнатах люди сидели близко, как когда-то мы с мамой. Мне становилось одиноко, я спасалась в шумных кофейнях, барах и однажды случайно зашла в театр марионеток. Там села за столик и с восторгом смотрела, как смешные куклы говорили деревянными ртами, целовались, сталкиваясь носами; дрались на картонных шпагах. В конце спектакля на сцену вышел лысый бородатый мужчина. Поклонился, обвёл публику взглядом и задержал его на мне на мгновение. Что-то щёлкнуло у моей ноги. Люди направились к выходу, а я осталась на месте. Кукловод скрылся за занавесом. Я чувствовала: он смотрит на меня оттуда.
На следующий день я не могла работать — пальцы дрожали, мысли уносились к занавесу, за которым прятался тот мужчина. Видела в окне, как лодки в проливе огибают водовороты, как опасные течения относят неопытных мореходов к скалам. Шла на кухню, заваривала травы для спокойствия духа, но дух всё равно волновался. Мысли и чувства бесновались, как если бы внутри меня была буря.
Вечером ноги снова понесли меня в театр марионеток. Раз за разом меня влекла туда какая-то неведомая мне сила. Однажды эта страшная волна бросила меня к лысому кукловоду и заставила сказать:
— Давай выпьем кофе?
Он согласился. С тех пор мы встречались каждую неделю. Гуляли по ночному городу, ели шербет из чашек с потрескавшейся эмалью — я его угощала. Очень хотела понравиться ему, но не знала: нравлюсь или не нравлюсь. Эта неопределённость меня душила. Он говорил мало, курил глиняную трубку, в три глотка выпивал вино из бокала. Вёл к себе домой, там набрасывался на меня, срывал одежду. Мы делались одним целым, и мне было сладко; но потом разделялись, и начиналась горечь.
Те долгие дни по отдельности стали моим ядом. Я не могла работать, заказчики уходили к другим мастерицам. Все мои мысли были лишь о руках, которые дёргают нити; руках жёстких и сильных, после которых болело тело. Я считала синяки на груди и шее и хотела больше. Проводила дни у окна мастерской, смотрела, как парусники минуют водовороты, и ждала, когда он пришлёт ко мне мальчишку с запиской. Заполняла минуты мыслями: я сделала что-то не так? Что-то не так сказала? Почему он не пишет? Иногда уставала ждать, надевала самое красивое платье и ходила вокруг его дома в надежде на случайную встречу. Опасное течение несло меня и крутило. Штурвал сломался и вертелся сам, капитан ослеп: кораблекрушение делалось неизбежным.
Оно произошло в тот вечер, когда поток снова бросил меня в проклятый театр марионеток. У дверей я столкнулась с красивым французом.
— Я вас здесь прежде не видела. Вы в первый раз? — спросила его.
— Да.
— Позвольте, я вам всё покажу.
Моя рука скользнула в подставленный им локоть, мы вошли и сели за мой обычный столик. Я чувствовала, как лысый мужчина наблюдает за нами. Опьянённая этим ревнивым взглядом, я ласково смотрела на незнакомца, дотрагивалась до него, смеялась особенно громко. Ждала, что хозяин марионеток разорвёт занавес, как рвал на мне одежду, подойдёт и потребует объяснений. Но ничего этого не случилось. Я вышла из театра под руку с французом. За нами захлопнулись двери, ключ повернулся в замке. Только тогда я поняла, что натворила. «Это конец! Конец!» — вертелось в голове. Я принялась колотить в окна, но кукловод не открыл мне. Ничего не видя перед собой, я выскочила на дорогу. Послышались крики со всех сторон. Удар. Фонари и звёзды перемешались. Кто-то взял меня на руки и положил на сиденье. Я слышала, как моя кровь капала на пол повозки.

Едва смогла ходить, пошла к ведьме. Она выслушала мой рассказ и спросила:
— Ты ведь не впервые раз так увязаешь?
— Не впервые, но в этот раз было особенно сильно.
— Так будет повторяться, пока ты не погибнешь.
— Почему?
— Узор твоей судьбы нарисовал твой отец. Он означает: «Ты всегда будешь ко мне возвращаться». Попадись тебе хоть тысяча достойных мужчин, ты выберешь того, кто похож на папу. Будешь танцевать перед ним: «Полюби меня, обрати на меня внимание». Ярким платьем, странным поступком, огнём в руке будешь требовать его взгляда, пока однажды себя не спалишь. Так бывает всегда, так и будет.
— Я не хочу этого! Пожалуйста, помоги мне.
Ведьма думала, разглядывала свои ногти.
— Есть одно противоядие. Оно дорогое, и у меня закончились для него компоненты.
— Что это? Я всё добуду.
— Прежде всего, тебе предстоит добыть терпение, потому что первый компонент — это глаз ястреба. Нужно долго ждать, пока эта птица устанет от полёта и сядет на землю, в твою ловушку. Когда поймаешь его, принеси ко мне живого. Благодаря его глазу ты обретёшь зоркость. Издалека увидишь того, от кого нужно держаться подальше.
— Поняла.
— Второй компонент — хвост пятнистого змея. Снова вооружись терпением — это зверь подземный. Чтобы поймать его, ты должна прижаться к траве сердцем: когда оно заколотится часто, копай — змей близко. Порошок из его хвоста научит тебя слушать своё тело, оно всегда говорит правду. Если на чьё-то присутствие тело отвечает болезнью, убегай без оглядки.
— Ясно.
— Третий и последний компонент — это цветок огненной пассифлоры. Он раскрывается лишь в полнолуние. Его нужно сорвать сразу, как цветение кончится и лепестки сомкнутся. Тебе предстоит непростая задача: наблюдать цветение издалека. Сложность в том, что красивее этого цветка нет на свете. Он сияет, пульсирует, влечёт, но если подойдёшь близко, от его ядовитого запаха упадёшь на месте. Потому там, где растёт огненная пассифлора, всегда лежат кости тех, кто не смог сдержаться — по ним ты и найдёшь это растение.
— Для чего этот компонент?
— Он наделит тебя силой воли. Когда что-то опасное поманит, сумеешь остаться на расстоянии. Согласна добыть всё это?
Я согласилась, но не стала ловить ястреба и змею, срывать огненную пассифлору. Слова ведьмы сделались моим противоядием. Я уехала из города у пролива, чтобы ничто не напоминало о моём крушении, и начала новую жизнь на земле Бразилис. С тех пор как следую этим трём правилам, другие узоры появляются из-под моих пальцев. Не отец, не страшное детство — теперь я сама придумываю рисунок своей судьбы и черчу свой путь, дорогая Ханна.