Дело в Панаме

Сначала показалось, что я проспала сообщение об экстренной посадке где-нибудь в Майами. Но взгляд на десятки кораблей, которые ждали своей очереди проходa по каналу, убедил: мы всё-таки подлетаем к Панаме. Если вы бывали в этой части мира или хотя бы видели про неё статьи в журналах, как и я, не сможете без подозрения смотреть на лес из семидесятиэтажных зданий у самой кромки Тихого океана. Они бросают вызов цунами, землетрясениям и стереотипам о захолустной Центральной Америке.

 

Американский разрез

 

Пока наш самолёт ждал очереди на «рукав», я достала из кармашка кресла бортовой журнал панамских авиалиний. На каждой третьей странице — реклама квартир в новом комплексе на пляже Коста-дель-Эсте: «Наслаждайтесь видом с восьмидесятого этажа».

В турагентстве Detouroper подобрали гида мне под стать. Как опытный бармен по взгляду понимает что налить клиенту, так Байрон, четверть жизни проработав в туризме, сразу догадался, что именно мне нужно в Панаме. Но сначала — обязательная программа. Я оставляю чемодан в отеле Aloft, и мы отправляемся посмотреть национальную гордость — Панамский канал. Ему в 2014 году исполнилось 100 лет, 15 из них он принадлежит стране, в которой находится. После неудачных попыток французов «разъединить землю, чтобы соединить мир», американцы выкупили права на проект и начали строительство. Так канал и земля рядом с ним почти век принадлежали Штатам. В конце 1999 года последние американские военные уехали из Панамы, а местным остались доллары и привычка к пожизненной ипотеке.

Первое, что поражает при виде канала — его узость. Ширина шлюзов — всего тридцать три с половиной метра, отчего кажется, что большие корабли буквально втискиваются в водные камеры. Эта ширина породила стандарт в строительстве судов — Panamax. Если сделать судно шире тридцати двух метров, ему придётся огибать Южную Америку. Впрочем, цена удивляет не меньше. Грузовые и пассажирские корабли за проход по каналу в зависимости от объёма и веса платят в среднем от 50 до 150 тысяч долларов. Представьте какая сумма попадает в бюджет, если за сутки по каналу проходит 35-40 судов. Не так давно круизный лайнер Norwegian Pearl заплатил за одноразовое пользование каналом почти четыреста тысяч долларов.

- В обход получается намного дороже, — отвечает Байрон на моё замечание о завышенной плате.

 

Лучшее место, чтобы посмотреть на работу пока единственного межокеанского канала — это смотровая площадка шлюза Miraflores. Мы с Байроном проходим по четырём этажам туристического центра, который стоит каждого цента из 15 долларов - платы за вход. Там можно побывать в кабине-муляже грузового корабля и увидеть каждую деталь прохода через шлюзы; наступив на специальный аппарат, узнать сколько в теле процентов воды на данный момент; увидеть гигантских комаров и мух, которые когда-то жужжали над головами строителей канала. На третьем этаже имеется ресторан с балконом и панорамными окнами (чтобы не пропустить проход корабля, если голод застал врасплох). Суда не идут по каналу один за другим. Можно несколько часов простоять на смотровой площадке и не увидеть ничего, кроме бега облаков. Лучшее время для дежурства в туристическом центре у шлюза Miraflores — три часа дня, когда прилив со стороны Тихого океана подводит к этим водным камерам первые корабли.

 

Место, где джаз

 

После посещения помпезного здания управления каналом, похожего на уменьшенный Белый дом, Байрон отвёз меня в исторический центр. Босые чумазые дети едят кукурузу, верёвки с бельём перемежаются с рождественскими гирляндами, запах жареных бананов льётся на улицу через распахнутые ставни — я оказалась в настоящей Центральной Америке, с которой давно ждала встречи. Мой гид подводит меня к руинам монастыря святого Доминика.

- Тут начался канал, — говорит Байрон.

Встречает мой удивлённый взгляд и довольно продолжает.

- Когда-то первый канал между двумя океанами хотели построить в Никарагуа. Этой арке пять веков, — он показал пальцем на каменную основу свода бывшего монастыря. — Она доказала, что в нашей стране не бывает землетрясений. Чего не скажешь о других странах Центральной Америки.

Мы с Байроном идём к площади Независимости, где в 1903 году торжественно объявили, что Панама больше не является частью Колумбии. Напротив Кафедрального собора с двумя белыми башнями находится отель Central, где экс-президент Аргентины Хуан Перон познакомился со своей третьей женой — экзотической танцовщицей Исабель Мартинес, которая потом стала первой женщиной-президентом Аргентины.

В паре кварталов от площади находится церковь Сан-Хосе. Её позолоченный алтарь — единственное, что уцелело после нападения на Панаму пирата Генри Моргана в 1671 году. По легенде, один священник вымазал алтарь сажей, а когда Морган ворвался в храм, печально сообщил, что всё уже украли и даже попросил денег на новый алтарь. «Мне кажется, он ещё больший пират, чем я», — сказал Морган компаньонам. Неважно правда это или нет. Главное, что барочный алтарь по-прежнему на месте.

Каско-Бьехо, исторический центр города Панама, одно из тех мест, где на девяти улицах помещается целый мир. Влюблённые фотографируются на фоне небоскрёбов и гуляют по стене испанского форта. Его построили после того, как Морган вывез из Панамы всё до последней ложки. Так как восстанавливать после сего набега было нечего, город решили перенести на восемь километров на юго-запад, к подножию горы Анкон. На вершине построили наблюдательный пункт, чтобы горожане заранее знали о приближении подозрительных судов.

Самое красивое место в историческом центре — это площадь Франции, которая корабельным носом выступает в море. Там можно сфотографироваться у старинных дверей со ржавыми замками и посмотреть на памятники французам, которые начали копать канал. Среди них были Гюстав Эйфель, которого приговорили к тюрьме за мошенничество при строительстве канала, и инженер Фердинанд Лессепс — он сошёл с ума после банкротства предприятия. Но эта некрасивая история в прошлом, американцы всё достроили, а тонны земли хватило, чтобы насыпать главную автомобильную артерию города - бульвар Бальбоа и соединить дорогой несколько прибрежных островов.

Байрон предлагает скоротать время до вечера в кафе Coca-Cola, место встречи бунтовщиков с богемой. Эрнесто Че Гевара, Пабло Неруда и другие знаменитости сидели на этих самых стульях. Бармены, как гейши — способны поддержать любой разговор, но по-настоящему приветливы только с теми, кого знают в лицо. Байрону широко улыбаются. По соседству с Coca-Cola находятся сразу несколько стоматологических кабинетов. Чёрный бармен Хуан шутит, что после частых драк у клиентов кафе возникала потребность в новых зубах, и наливает нам ещё рома.

Когда толстеющий месяц зависает над гигантской спиралью Башни Революции, мы с Байроном останавливаемся напротив дома с названием «Луна 21». Там живёт Рубен Бладес — местный Макаревич. Жилище музыкальной легенды окружено джаз-барами, где грустные негры своей музыкой трогают струны души. Мы проходим по уже знакомой мне улице Альфаро и поднимаемся по ступенькам сальса-бара Havana Panama — легендарного места для каждого любителя карибской музыки. Там всё по правилам: дюжина музыкантов, сцена, кожаные стулья, стремительно пустеющие бутылки рома, кубинские эмигранты, которые способны танцевать сальсу ночь напролёт, и на удивление мало туристов.

- Люблю такие настоящие места, — кричу я Байрону, у которого уже давно должен был закончиться рабочий день.

- Я это понял. Завтра отвезу тебя в ещё одно.

 

Рыбное место

 

Название страны с языка индейцев переводится как «место, где много рыбы». В справедливости названия можно убедиться на Mercado de Mariscos — самом чистом, из всех рыбных рынков, которые мне доводилось видеть. Если на чилийский базар морских гадов лучше не заходить без резиновых сапог, потому что по полу текут реки с характерным запахом, то его панамский аналог кажется стерильным. Там видно, что в Панаме помимо изобилия рыбы, также имеются креветки, крабы, осьминоги, лангусты и прочие деликатесные твари. Площадь за рынком затянута навесами ларьков с севиче. Средний стаканчик стоит от 2 до 6 долларов — зависит от компонентов. Мы с Байроном съедаем по одному mixto — рыбной смеси, заедаем солёными крекерами и по Панамериканскому шоссе отправляемся на север, к пляжу Бихао.

- Ты попала в лучшее место, чтобы восстановиться после ночи сальсы в старом городе, — подмигивает Байрон и отдаёт мой чемодан носильщику.

Я с удивлением смотрю с балкона ресепшен на каскад из десятка бассейнов, где нет ни души.

- У вас тут сезон дождей? — спрашиваю я у Бланки, которая работает на стойке регистрации.

- Здесь не бывает сезона дождей. Пляж Бихао — сердце «сухой арки», — улыбается она.

Я разобрала чемодан, ответила на все письма, прошла несколько километров по пляжу с полосками белого и чёрного вулканического песка в обоих направлениях, а вечер всё не наступал. Минуты стали долгими, как в детстве. Наверное, впервые мне не хотелось читать и вообще направлять глаза на что-либо, кроме океана. Он оказался тёплым и спокойным. Большие птицы хлопали крыльями в мангровых зарослях неподалёку, со стороны Коста-Рики дул тёплый ветер. Я ругала себя за суетливые дни, потраченные на поиск свободного лежака в Пунта-Кане, за минуты ожидания в очереди к «шведскому столу» в Канкуне, за миллион тщетных попыток найти нормальный доступ в интернет в Варадеро. Жаль, что я не знала про панамские пляжи. Судя по всему, немногие о них знают.

Вечером я забронировала столик в японском ресторане a la carte. Поваром за плитой для кулинарных представлений оказался панамец Хосе Луис, который умел очень натурально щурить глаза. На вид — мой ровесник.

- Учился в Японии? — спрашиваю.

- Здесь. Приезжал японец и нас научил.

- А рыбу где покупаете? На рынке в Панаме?

- Тоже здесь, забираем утренний улов у рыбаков.

Первое правило журналиста: если твоя мама говорит, что любит тебя, проверь это. В шесть утра я уже шла с камерой наперевес по полосатому пляжу к месту, где причаливали длинные и узкие рыбацкие лодки с женскими именами. Рыбаки сгрузили весь улов в одну лодку. Поставили весы, положили рулон с пакетами для упаковки.

- Вы живете неподалёку? — спрашиваю я одного из них, чтобы начать разговор.

- Куда там! Здесь давно выкуплен каждый квадратный метр. Место больно хорошее.

- Почему?

- Много рыбы. Вот, посмотри. Ну и дождей мало, море тоже всегда теплое.

Я киваю и вижу, как к нам приближается канадец, повар главного ресторана в моём отеле.

Спустя несколько часов я впервые раздосадована пунктуальностью Байрона: не успеваю пообедать и попробовать выловленную утром рыбу, на которую повар-канадец так настойчиво меня приглашал.

Улетая из Панамы, я уже не разглядывала небоскрёбы как зачарованная. Глаза жадно впились в хижину индейца в паре километров от аэропорта. Потом я провела взглядом по стройке комплекса “Пунта-дель-Эсте”, где скоро кто-то будет наслаждаться видом с 80 этажа, и прилипла лбом к стеклу, когда мы пролетали над Каско-Бьехо. Там я узнала, что за оболочкой процветающего мегаполиса все ещё скрывается подлинный карибский город. Неумытый, хаотичный, он оставляет ромовый поцелуй на губах каждого, кто решится остаться в нём после темноты.